Философ Владимир Варава — о деколонизации российской гуманитарной науки

Заморозка деятельности американского правительственного агентства USAID*, предпринятая администрацией Трампа, вызвала вой леволиберальных деятелей по всему миру: им вдруг стало не на что жить. «Атлант загнулся без грантов», – шутит по этому поводу российский Интернет.


В нашей стране проблема иностранного вредоносного влияния решается давно: USAID* выдворено из России в 2012-м, Фонд Сороса** и Фонд Макартуров** – в 2015-м. Однако деколонизировать нашу гуманитарную науку нужно не только на институциональном уровне, но и на уровне содержательном. Так считает доктор философских наук Владимир ВАРАВА.Отречение от престола Николая II 2 марта 1917 г.

– Владимир Владимирович, вы пришли в гуманитарную академическую науку больше тридцати лет назад и стали свидетелем того, как в неё хлынули западные гранты.

– Да, в середине девяностых это как раз приобрело системную форму. Но если мы хотим понять, что произошло в те годы с нашей гуманитарной академической средой, нужно копнуть глубже. Либерализация гуманитарной интеллигенции произошла в хрущёвскую «оттепель», когда за разоблачением культа личности Сталина последовали нападки на русский национальный характер, на «тоталитарную природу русской ментальности». Причём под «либералами» в данном случае понимается не то, что понималось в XIX веке под «западниками»: те люди в основном были патриотами, а про советских и постсоветских либералов этого не скажешь. Не то чтобы все эти литературоведы, историки, философы были русофобами, но они никогда не были патриотами есенинско-платоновского типа, никогда так не любили Россию. В общем, себе на уме.

В восьмидесятые, в перестройку, был сформирован негатив не только по отношению к коммунистическому прошлому, но и к России. Если коммунистическая идеология впервые победила именно в России, то, мол, вся суть этого тоталитарного строя проистекает из наших национальных качеств, то есть из «русского холуйства», из «русского раболепства». Такой подход определил соответствующие стереотипы, установки. В девяностые русские жили фактически без государства и чудом выжили, проскочили над бездной за счёт одной только инерции, оставили позади это десятилетие безвременья. Но оно не прошло бесследно.

Вспомним то время: экономическая ситуация чудовищная, зарплаты преподавателей мизерные, да и те задерживают. И тут подсуетились наши западные, как их тогда называли, партнёры. Ощущая себя победителями в холодной войне, они решили, что не нужно останавливаться на достигнутом, – и стала формироваться мощная машина по разложению России. Они мыслили так: с Советским Союзом покончено, теперь на очереди Российская Федерация, её нужно ломать изнутри, ломать ментально. А для этого – работать с властителями дум, прежде всего с преподавателями, ведь они несут идеи в массы, влияют на молодое поколение. И вот тогда в Россию потекли западные гранты. Они выдавались под совершенно определённую повестку: гендер, политкорректность, меньшинства, глобализм, «диалог культур», разоблачение русской ментальности. Стоило учёному написать самую пустяковую заявку по одной из этих тем, он стопроцентно выигрывал грант.

– И насколько широкое распространение получила эта повестка?

– За свою жизнь я сменил пять-шесть кафедр в разных городах, и, по моим наблюдениям, этой повестки придерживается как минимум половина гуманитарного профессорско-преподавательского состава. И особенно важно, что руководящие должности на гуманитарных направлениях зачастую занимают люди именно таких взглядов. А поскольку грант обязательно подразумевает участие руководителей – заведующего кафедрой, декана, проректора, то оказывается задействован административный ресурс.

– Западные гранты в сфере гуманитарных наук всегда деструктивны? Или от них всё-таки была какая-то польза?

– Скорее не было. Даже то, что поначалу выглядело созидательным, оказывалось деструктивным. Тема могла звучать позитивно, но когда проходили конференции и по их результатам издавались сборники статей, то наружу выступала всё та же сущность. Так было, например, с проектом «Ностальгия по советскому», который в двухтысячные годы реализовывался на западные деньги во многих городах страны. Казалось, это попытка найти что-то положительное в советском опыте, но в итоге проект оказался на 90% очернительским.

Ну и главное – это гендерные исследования. Я с этим боролся уже в девяностые, жутко ругался с коллегами. Студент хочет написать работу по теме любви, пола, брака – а научный руководитель, вместо того чтобы предложить ему Соловьёва, Розанова, Зеньковского, Вышеславцева или советских корифеев, предлагает ему западных гендерных гуру. И всё, ломается формат сознания, оно блокируется, студент остаётся без великой русской метафизики любви, пола и брака, которая идёт от Достоевского.

Я всегда говорю студентам: не прочтёте «Смысл любви» Соловьёва – зачёт не поставлю. Прочитанное «доходит» не до всех, но те студенты, до которых «доходит», пребывают в восхищении. Соловьёв гениально всё открыл и описал, не нужна никакая сексология, не нужно никакое понятие гендера, отличное от понятия пола. Гендерные гуру запутывают, уводят в дебри излишнего интеллектуализма, обязательно пропагандируют нетрадиционную ориентацию, обязательно. Внушают толерантное отношение к перверсиям, разрушают традиционную бинарную оппозицию «мужчина и женщина». В рамках этого мировоззрения русская метафизика любви преподносится как нечто устаревшее, но в действительности она не затронута временем, то есть звучит современно и актуально.

– Наверное, такое невнимание профессорско-преподавательской среды к русской философии касается не только этой тематики, но и является общим местом?

– Совершенно верно. Дореволюционная и белоэмигрантская русская философия не осмыслена академическим сообществом. В конце восьмидесятых и в девяностые, когда рухнула советская цензура, казалось, что, образно говоря, происходит возвращение «философского парохода». Напомню, в 1922 году из Советской России изгнали цвет русской гуманитарной науки, ядром которого были классики религиозно-философской мысли. Подчёркиваю, это не какие-нибудь релоканты, они не хотели уезжать, их именно изгнали. Да, они не приветствовали революцию, но продолжали служить своей стране верой и правдой, исходя из того, что здесь всё равно Россия, здесь Родина. И в какой-то момент Троцкий сказал: расстрелять их не за что, а терпеть их нет сил. Старорежимные, очкарики, бородатые, православные, люди царского формата, они не сочетались с обликом красной профессуры. По Троцкому, это был гуманный акт – не к стенке поставили, а выгнали.

Так вот, в начале девяностых казалось, что «философский пароход» вернулся: было наконец опубликовано всё то наследие, к которому страна не имела доступа. Однако духовного возрождения не произошло. Произошёл перекос в пользу западной философии – и не только в академической среде, но и вообще в социокультурной сфере. Русская философия, обретённая вновь, не стала социокультурным фактором. А ведь эти авторы, классики русской философии, были не кабинетными мыслителями, занимались не только метафизикой, но и философией политики, философией хозяйствования, философией межличностных отношений. Они промыслили все проблемы реальной жизни, но, к сожалению, их идеи не вошли в нашу социально-политическую реальность – в неё вошли западные идеи.

Возвращаясь к академическому сообществу, нужно сказать следующее. По русской философии защищается гораздо меньше диссертаций, чем по западной. В этом отношении многое зависит от диссертационных советов, и не во всех городах дела обстоят плохо. Я работал в тульском диссовете, в белгородском, в шуйском и могу сказать, что они возглавляются философами-патриотами – там большинство диссертаций посвящены русской философии. А в своём родном воронежском вузе я столкнулся с той же ситуацией, что и в Москве. Преподаватели МГУ откровенно говорят мне про заведующих кафедрами: «Они ненавидят русскую философию». Я с 2017 года работаю в МГУ на спецкурсах и вижу, что там не бывает курсовых и дипломов по русской философии – сплошной Запад.

Нередко подобные деятели и вовсе доходят до утверждений, что русской философии не существует: она, мол, калька с нескольких западных авторов. Полагаю, что они лукавят и что именно самобытный характер русской философии отталкивает этих либералов.

– Вы обнаруживаете корни этой удручающей ситуации в хрущёвских временах, но можно копать глубже, причём слоями: западноцентричный и насквозь материалистичный марксизм-ленинизм, веком раньше – родоначальник западничества Чаадаев, ещё веком раньше – агрессивная европеизация при Петре Первом…

– Действительно, в этом есть «заслуга» советской марксистской идеологии, да и Пётр жёстко отнёсся к устоям Московской Руси. Но роль Петра я расцениваю скорее как положительную. Да, первым ректором Академии наук был немец Лейбниц, да, все программы (уж по философии точно) были немецкими программами, переведёнными на русский язык, но, прежде чем обрести свою научную суверенность, России нужно было пройти этот ученический путь.

Что касается Чаадаева (кстати, офицер и герой Отечественной войны 1812 года), то его и правда зачастую знают в качестве «родоначальника западничества», как вы выразились. Да, в первом философическом письме он отказал России в праве на существование, заявил, что это она Божий промах, ошибка, историческая неудача, что мы существуем только для того, чтобы показать другим народам, какими не нужно быть. Но потом Чаадаев отрёкся от этого и писал апологетические вещи об Отечестве. Например: «Есть великие народы, как и великие личности, которые таинственно определяет верховная логика Провидения: таков именно наш народ».

Заблуждения, изложенные в первом философическом письме Чаадаева, проще понять, чем сегодняшнюю русофобию. У людей того времени не было великого наследия русской культуры XIX-XX веков, а у нас оно есть, поэтому сегодня такие утверждения уже не назовёшь заблуждениями, сегодня они злонамеренны. Причём особенно болезненная ситуация именно с философией. При всей нелюбви этих деятелей к Достоевскому (он, мол, садомазохист, проповедник страданий и т.п.) они не говорят, что русской литературы не существует. Не говорят, что нет русской музыки, русской культуры… А стоит сказать «русская философия» – сразу раздрай, сразу смертельная битва. И неслучайно, потому что философия – это самое сокровенное. Отрицая самостоятельность русской философии, они тем самым отрицают цивилизационную самостоятельность России.

– И что со всем этим делать?

– Под эгидой Высшей политической школы им. Ивана Ильина второй год ведётся работа с проректорами вузов по всей России, прежде всего с проректорами по воспитательной работе. Им читают курс лекций о мировых цивилизациях, чтобы сломать евроцентристский стереотип, впитанный в сознание. Разрабатываются новые образовательные программы, для которых, в свою очередь, понадобятся новые учебники.

Кто-то требует авторитарных мер, обвиняет президента в излишней мягкости – мол, нужно жахнуть, убрать всех неугодных. Нет, массово терять преподавателей – не в наших интересах. Нужна гибкая работа. Сейчас многое меняется, таков исторический контекст. Нужно соработничество времени и человека, нужно быть чуткими к духовным и нравственным импульсам времени. Оно очень многое может нам сейчас сообщить.

* Деятельность организации прекращена в РФ.

** Организация признана нежелательной в РФ.

Источник: http://argumenti.ru/interview/2025/03/941085